У меня были два необоснованных утверждения:

1. Сексуальные наслаждения разрушают умственные способности человека.
2. Жизнь тех людей, которые занимаются сексом не с целью зачатия ребёнка и пользуются контрацептивами, превратится в ад, их будет мучить депрессия.

         Необоснованность этих утверждений я достаточно давно признал. На самом же деле, я так устроен природой, что ненавижу контрацептивы и никогда не буду ими пользоваться, могу вступать в половой акт только с целью зачатия ребёнка только с такой женщиной, которая сознательно желает стать матерью моих детей. Может быть, именно поэтому, как только у меня возникает потенциальная возможность продолжить свой род с девушкой, которая мной увлечена, я пытаюсь внушить этой девушке эту свою необоснованную идею: жизнь тех людей, которые занимаются сексом не с целью зачатия ребёнка и пользуются контрацептивами, превратится в ад, их будет мучить депрессия?
         В то время, когда нет девушки, желающей сексуальной близости со мной, я осознаю необоснованность своих антисексуальных теорий. Как только появляется девушка, желающая сексуальной близости со мной – так сразу я вновь возвращаюсь к этим своим антисексуальным теориям и становлюсь «фанатично верующим католиком», желаю отрубить себе палец, как отец Сергий в рассказе Льва Толстого, чтобы убедить эту девушку отказаться от секса, стать мне верной женой и матерью моим детям.
         Именно так и произошло при моём знакомстве с Еленой Бобышевой. Первые четыре части любовного романа представляют собой дневниковые записи, в которых описаны мои заблуждения относительно Елены Бобышевой и мои текущие мысли, которые снова приобрели антисексуальный характер.
         2 ноября 2010 года была создана страничка «Елена Бобышева – самая лучшая девушка в мире. Я её обожаю». Очевидно, я полюбил Елену Бобышеву за её смелость. Была ли она смелой на самом деле? Это спорный вопрос. Почему я страдал потом, страдал так сильно, что выпил целую бутылку пива «Жигулёвское», чтобы заглушить депрессию? Страдал ли я потому, что разочаровался в Елене Бобышевой, так как она смелой не оказалась, когда, испугавшись того, что её отчислят из университета, а мать её уволят с работы за её фотографии в стиле ню, стала врать, будто бы эти фотографии являются фотомонтажом и просить меня убрать их скорее из Интернета? Или же страдания мои вызывались совсем другой причиной: осознанием своего бессилия защитить Елену Бобышеву от родителей, которые её бьют, глубокой ненавистью к руководителям ИвГУ, которые вызвали Елену и её родителей в ректорат за эти её голые фотографии и стали угрожать ей отчислением? Имел ли я основание разочаровываться в Елене за то, что она недостаточно смелая, что она поступает в данной ситуации не так, как поступил бы в данной ситуации я? Ведь у меня нет родителей, которые меня жестоко бьют. Может быть, и я был бы ничуть не смелее Елены, если бы у меня были такие родители, которые меня бьют. Может быть, я тоже стал бы врать, что фотографии являются фотомонтажом, если бы знал, что за это меня ждёт мучительное телесное наказание. Мог ли я требовать от Елены героизма, на который сам был не способен?
         Возможно, я хотел жениться на Елене Бобышевой. Я видел, что она очень хочет секса со мной, но объяснял это здоровым инстинктом продолжения рода, считая, что это сексуальное желание сразу же исчезнет в ней, как только она забеременеет. Но почему же тогда я оказался полным импотентом в постели?
         Что скрывается за словами: «Жаль, если она так же, как Ольга Румянцева, окажется в плену у своих сексуальных желаний. Жаль, если я не смогу сделать её своей единомышленницей и убедить её в греховности мастурбации и контрацепции»? Моё желание продолжить свой род с ней? Ведь только внушив сексуально озабоченной девушке, что предохраняться от беременности или мастурбировать – грех, можно заставить её рожать детей. Можно предположить также, что я осознавал то, что прежде, чем заводить ребёнка, Елене надо достичь возраста 18 лет, а мне надо окончить университет и устроиться на работу, и поэтому от секса в течение ближайших трёх лет следует воздержаться, но это предположение не объясняет того, какой же мне убыток от того, что она будет мастурбировать или заниматься сексом с другими парнями, пользуясь контрацептивами.
         Следующая запись сделана 10 октября 2010 года, то есть ещё до того, как Елену Бобышеву эти наглые ханжи вызвали в ректорат и угрожали ей отчислением за её фотографии в стиле ню, а также вызвали в ректорат её родителей. Именно тогда Елена и сексом занималась с другим парнем у меня на глазах. Что же меня тогда могло огорчать? Не мог же я испытывать ревность! Хороший человек ревновать не способен. Может быть, меня огорчала собственная импотенция, по вине которой я упускал возможность продолжить свой род? Когда я говорю, что просто убил бы ту девушку, которая забеременела бы от меня и потом сделала аборт, я, наверное, не лукавлю: ненависть к убийце моего собственного ребёнка была бы настолько велика, мой инстинкт продолжения рода был бы настолько возмущён, что действительно у меня возникло бы очень сильное желание убить убийцу моего ребёнка. Но не факт, что я обязательно стал бы это своё желание удовлетворять, так как испугался бы тюрьмы и мог бы удержать себя от этого убийства. С другой стороны, не факт, что, забеременев от меня, девушка непременно сделает аборт, следовательно, она может родить ребёнка, и мой инстинкт продолжения рода может быть реализован. Страх перед тем, что она может сделать аборт, должна глушить мысль: «А вдруг родит. Чем больше я буду заниматься сексом со всеми желающими девушками – тем больше вероятность того, что какая-то из них родит похожего на меня человека». Оказываясь по какой-то причине импотентом, я упускаю свой шанс продолжить свой род. То, что мой внутренний мир ей был совершенно не интересен, тоже огорчало меня, и я, конечно, предпочёл бы воспитывать совместных детей с такой женой, которой мой внутренний мир интересен.
         Входит ли в мой инстинкт продолжения рода также потребность воспитывать своих детей или же, напротив, мой инстинкт был бы рад, если бы я мог оплодотворить максимальное количество женщин, предоставив им самим заботиться о потомстве? Думаю, что если бы в основании моего инстинкта лежало желание оплодотворить максимальное количество женщин, предоставив им самим заботиться о потомстве, то импотенция у меня никогда не возникала бы. Но импотенция возникает. Я оказался импотентом и с Верой Качаловой, и с Дарьей Пелёвиной, и с Еленой Бобышевой. Не знаю, можно ли объяснить мою импотенцию с Еленой тем, что я боялся уголовной ответственности по статье «совращение несовершеннолетней», не зная ещё тогда того, что эта статья применима только в том случае, когда девушке менее 16 лет. Скорее всего, забота о потомстве также является моим инстинктом, следовательно, не имея денег, зная то, что у меня нет работы и материальных средств содержать ребёнка, я не могу пожелать зачать этого ребёнка с той, которая также находится на иждивении родителей. Свою импотенцию с Дарьей я объяснял тем, что она употребляла спиртное и курила. Но Вера не курила, не употребляла спиртное, и родителям Веры я очень нравился, так что они были бы рады, чтобы я женился на их дочери, и, к тому же, тогда, в 1997 году, я работал ткачом на фабрике и мог содержать ребёнка. Поэтому, может быть, название рассказа «Я могу зачать ребёнка только с атеисткой», надо изменить так: «Я могу зачать ребёнка только с той девушкой, которой интересен мой внутренний мир».
         Может быть, сексуальное желание по отношению к таким девушкам не возникает ещё у меня потому, что мы принадлежим к совершенно разным биологическим видам: они способны получать физиологическое удовольствие от секса, способны хотеть секса, не желая при этом зачатия ребёнка, а я в отличие от них хочу просто продолжить свой род, и моей целью является зачатие ребёнка, а не оргазм, так что только желание продолжить свой род может вызвать во мне сексуальное желание. Может быть, всякая женщина, которая хочет секса, но для которой беременность является нежелательной, не способна вызвать во мне сексуальное желание, так как она принадлежит к другому биологическому виду. Женщина, принадлежащая к моему биологическому виду, всегда мечтает только о материнстве, а оргазм вообще испытывать не способна, и только такая женщина может меня сексуально возбудить. Вот что означают мои слова: «Я искал фригидную женщину, равнодушную к сексу, которая просто хотела бы дружить со мной, пока у меня нет работы и денег, а потом, как только я окончу университет и смогу зарабатывать, стала хорошей матерью моим детям и верной женой. Елена же хотела секса, и это меня разочаровывало».
         Но если это так, если Елена принадлежит к другому биологическому виду, то почему я тогда влюблялся в неё платонически, почему так радовался встречам с ней, и почему испытывал боль разочарования? Разве во всех этих чувствах не замешан мои инстинкт продолжения рода? Может быть, инстинкт продолжения рода тут совсем не причём. Добрый человек может испытывать радость, когда приютит и накормит бездомную кошку. Он может получать огромное удовлетворение от борьбы за права животных, может страдать и приходить в отчаяние, когда терпит неудачу в своей борьбе против бесчеловечного отношения к животным.
         Не надо верить всему тому, что написано на странице «Елена Бобышева – моя официальная подруга. Она хочет известности? Я помогу ей стать известной». Когда я писал об этом, я мог очень сильно ошибаться относительно своих мотивов. Например, своё разочарование в Елене я выразил тогда такими словами: «Она просила у меня денег, сначала 300 рублей, потом 50, потом хотя бы 30 рублей. Это меня тоже разочаровывало. Я принципиально не дал ей денег». Сейчас мне кажется, что меня огорчал именно тот факт, что у меня не было денег для того, чтобы удовлетворить все потребности Елены, и что если бы у меня было много денег, то я дал бы Елене Бобышевой денег столько, сколько бы она у меня попросила. И даже эти 50 или 30 рублей я не пожалел бы для неё, если бы меня не лишили стипендии. Но это было тогда, когда я уже жил на одну лишь социальную стипендию 1600 рублей в месяц.
         Следует прокомментировать эти слова: «В 19 часов вечера она очень спешила домой, переживала, что маршрутки долго нет. Если бы она меня любила, то была бы рада каждой лишней минуте, проведённой со мной, и вместо того, чтобы нервничать по поводу того, что долго нет маршрутки, она бы тратила это время на разговор со мной». Может возникнуть ошибочное мнение, будто бы главной причиной моего огорчения было отсутствие со стороны Елены интереса к общению со мной, но дело не в этом. Елена всё время твердила о том, что дома её ждут жестокие побои отца, если она не сможет прийти домой во время, и именно это заставляло меня страдать. Она торопилась домой не потому, что я ей был неинтересен и противен, а потому что боялась своих родителей. Я страдал только потому, что не мог защитить её от деспотизма её родителей. В этом и только в этом, на мой взгляд, была причина моей депрессии.
         Я писал так: «Не знаю почему, но в самые первые минуты встречи с ней я испытываю чувство радости, а после расставания с ней возникает какая-то тоска, депрессия. Но сегодня мне стало немного тоскливо даже в последние минуты нашей встречи. Она пыталась меня утешить, была очень нежной, очень ласковой. Но всё равно я ясно чувствовал, что чего-то очень важного не хватает в наших отношениях, и мы с ней совсем разные люди». На самом деле, то, что мы разные люди, не могло бы меня огорчать. И если бы у Елены Бобышевой были бы такие же добрые родители, как у Веры Качаловой, которые никогда бы её не били, и всё ей позволяли, то никакой депрессии у меня бы не возникало. Меня огорчало только одно: Елена не свободна, она боится родителей, родители её бьют.
         Когда Елена вдруг предложила мне сфотографировать её голой и выложить эти фотографии в Интернет, я снова очень обрадовался. Мне никогда не забыть той радости, какую она испытывала, когда я исполнил это её желание. Мы пошли с ней вдвоём на праздник, посвящённый социолого-психологическому факультету, и там я показал ей эти фотографии на ноутбуке, сказав, что они уже в Интернете. Она просто была в восторге и не могла сдерживать своей бурной радости. Мне было очень приятно, что я смог так её порадовать. И на следующий день она радовалась и говорила: «Я теперь знаменитость. Мои голые фотки вместе с тобой в Интернете смотрел весь университет!».
         Конечно же, я был просто в отчаянии, когда Елена испугалась проректора Щеглова и своих родителей, которых вызвали в ректорат за эти её голые фотки, испугалась так сильно, что стала врать, что эти фотографии являются фотомонтажом, и стала умолять меня скорее убрать эти фотографии, утверждая, что мать её могут за это выгнать с работы, а её отчислить из университета.
         Если я скажу, что меня разочаровала трусость Елены, то это вряд ли будет правдой. Я сам не уверен в том, что повёл бы себя иначе в этой ситуации, если бы знал, что отец меня изобьёт за это. Самым мучительным для меня было осознавать то, что эта девушка находится на положении бесправной рабыни. Самым мучительным было осознавать то, что мы живём в бандитской стране, где законы написаны только на бумаге, где хозяева могут творить произвол, увольняя с работы человека, когда пожелают, а администрация университета считает себя вправе грубо вмешиваться в личную жизнь студентов.
         Я сейчас пытаюсь понять, почему я написал тогда эти слова: «Настроение у меня было паршивое. Я был шокирован увиденным и ошарашен. Как фанатично верующий католик, считающий всякий секс не с целью зачатия ребёнка грехом, за который потом придётся расплачиваться адскими муками, я ломал свою голову только над тем, как вырвать Елену из этой развратной жизни и наставить на путь истинный. Я вспоминал рассказ Льва Толстого «Отец Сергий» и спрашивал сам себя, смог бы я так же, как тот монах, отрубить топором себе палец, если бы это могло обратить Елену в мою веру и вызвать в ней желание прекратить развратную жизнь, выйти замуж и стать верной женой и праведной женщиной?» Я видел, что Елена страдает, но у меня не было никаких разумных оснований думать, будто бы причинной её страданий является её сексуальная жизнь. Какое у меня было разумное основание считать всякий секс не с целью зачатия ребёнка грехом, за который потом придётся расплачиваться адскими муками? Не было такого разумного основания. Неужели я действительно хотел внушить эту идею Елене для того, чтобы она пожелала выйти за меня замуж, и рожать от меня детей, никогда не пользуясь контрацептивами? Но это противоречит тому, что мы принадлежим к разным биологическим видам, а также не объясняет того, почему у меня возникла импотенция.
         Возможно, я бы не страдал, если бы Елена получала удовольствие от секса. Но то, что она нуждается в деньгах и вынуждена заниматься сексом ради денег – это меня только и огорчало. Наверное, только потому я и написал, что эта информация о том, что секс стал для неё заработком, разбила мне сердце. Может быть, я действительно любил Елену как дочь и жалел, что у меня нет денег, чтобы обеспечить её.
         Мне кажется сейчас, что главная причина моих страданий заключалась в том, что у меня не было денег. Я понимал, что только очень богатый человек может сделать Елену счастливой. Я осознавал то, что мог бы осчастливить Елену Бобышеву, если бы у меня было очень много денег.
         Анализируя расшифровку аудиозаписи, и пояснения к ней, я могу сейчас сказать, что в этих словах заключена не вся правда: «А я думаю о том, что с такой женой, как Елена, которая не интересуется математикой, философией, литературой, которой нравится только целоваться, обниматься и заниматься сексом, мне действительно может быть скучно. «Да, сегодня мне было с ней весело. Мы резвились с ней как дети, визжали от восторга. Но разве можно вот так мило веселиться всю жизнь? И разве она сможет принять мою точку зрения и отказаться от секса, вступать в половой акт только раз в год, только с целью зачатия ребёнка? Разве смогу я ей внушить, что секс не с целью зачатия – это грех, что противозачаточные средства – это грех, что надо либо каждый год рожать по ребёнку, либо полностью отказаться от секса?». Бесспорно, если бы Елена была увлечена математикой, философией, литературой, её потребности в деньгах были бы во много раз более ограничены, и, возможно, она рада была бы жить на самой дешёвой и скудной пище вместе со мной. Увлечённый человек вообще способен забыть об еде и прочих удовольствиях, которые стоят денег. Но я не могу знать, что было бы, если бы у меня было много денег, и у меня возникла бы возможность осчастливливать Елену деньгами, удовлетворяя все её потребности, создав для неё роскошь. Я всё же не удержался и поставил такой опыт.
         «Мы пошли с ней в кафе, и я поклялся себе, что не пожалею никаких денег на неё в этот раз. Но она многого не просила. Я купил ей два беляша, булочку, йогурт, пиццу и сок. У меня было к ней такое нежное чувство, что если бы у меня был миллион рублей, то я с радостью подарил бы ей этот миллион рублей. Я любил её, как родную дочь, и мечтал только о том, чтобы сделать её счастливой». Мне было приятно её радовать! Мне не требуется на самом деле, чтобы ей был интересен мой внутренний мир. Мне просто требовалось быть для неё источником счастья. Я мог бы получать удовольствие, радуя её, покупая ей всё, что бы она ни пожелала, если бы у меня было много денег. Таким образом, если я говорю, что меня огорчает отсутствие у девушки широкого кругозора интересов и интереса к духовному общению со мной, то меня огорчает именно отсутствие у меня денег, которыми я мог бы осчастливить эту девушку, так как такой девушке для счастья требуется очень много денег. А если бы она была увлечена математикой, философией, литературой, то она могла бы быть счастлива и без денег.
         Таким образом, «разочарование в человеке» – это для меня осознание того неприятного факта, что я не могу этого человека осчастливить, не могу быть ему полезен.

1 марта 2012 года. Владимир Фомин.

Дневниковые записи 2010 года. Фотографии, аудиозаписи и видеозаписи.

Часть 1. Знакомство с Еленой Бобышевой в университете.

Часть 2. Фотографии в стиле ню.

Часть 3. Фомин не ревнив и легко прощает все измены Бобышевой.

Часть 4. Сексуальные домогательства. Аудиозапись и видеозаписи.

Голая акция протеста.

На главную страницу