Так давно это было! Очевидно, это было до 1994 года, но после 1991 года. Я, моя жена Антонина, мой сын Павел и моя дочь Мария ездили в Коми АССР через Сывтывкар , Усть-Цильму, до села Окунев-Нос. До этого села можно было добраться только на вертолете. Там очень много комаров, и спят все жители под марлевыми шатрами.
Целыми днями я сидел в библиотеке и с увлечением читал учебник по высшей математике в читальном зале. В такой глухой деревне в библиотеке оказался замечательный учебник по математическому анализу, где подробно выводились все математические формулы, досконально доказывались все теоремы математического анализа. По словам авторов учебника, этот учебник может быть полезен школьникам старших классов, и этот учебник действительно охватывал всю школьную программу по математике с подробным выводом всех формул и подробным доказательством всех школьных теорем, а также основы высшей математики для высших учебных заведений. Это был один из самых лучших учебников по математике, который давал мне познание абсолютной истины - учебник, в котором все доказывалось, и ничего не надо было принимать на веру без доказательств. Поэтому каждый день я ходил в библиотеку, брал этот учебник и читал его в читальном зале.
Так как я был вегетарианцем, а основной пищей родителей Тони, ее братьев и сестер была рыба, которую они сами ловили в реке Печора, я вынужден был питаться одним хлебом. Деньги на хлеб мне давали теща и тесть. А стоил хлеб в этом селе очень дорого, раза в 4 дороже, чем в Москве, по цене около 80 рублей за буханку белого хлеба. Фактически, я ел один только этот белый хлеб в буханках, по буханке в день. Родители Тони не жалели денег на хлеб для меня и всегда давали мне деньги на буханку хлеба. И отец и мать Тони очень сильно пили, но алкоголь нисколько не портил их характер. Отец Тони был очень молчаливым, неразговорчивым, но охотно слушал то, что я ему рассказывал.
Однажды моя жена ударила нашу с ней дочь Машу, разозлившись на нее из-за чего-то, после чего я жестоко избил жену, отомстив ей за ту боль, которую она причинила моей дочери.
Там я впервые надел ночную рубашку и ходил в ней без трусов, потом сестра моей жены Маша дала мне поносить свое коротенькое платье, а жена очень разозлилась на меня за это, очень меня стыдилась перед своими родственниками, очень на меня ругалась, но ее родителей , ее братьев и сестер такой мой внешний вид только забавлял, и они ничего мне не говорили против. Это были на редкость толерантные люди. Я ни разу не поссорился ни с кем из них. Я очень подружился с одним из братьев Тони, а также с ее матерью и отцом. Они испытывали по отношению ко мне такое необыкновенное уважение. Какая сестра все же добрая у моей жены, платье свое мне дала погонять! А жена на меня так разозлилась за то, что по дому я хожу в платье, что даже спать со мной в одной постели отказалась. До этого случая мы спали вместе, но сексом, конечно, не занимались.
Поводом к тому, чтобы надеть на себя платье, было то, что у меня разорвались брюки, и мне нечего было на себя надеть. Жаль, что я не догадался тогда, что можно ходить в платье без трусов не только по дому родителей Тони, которые ничего не имели против того, чтобы по их дому я ходил без трусов в одной ночной рубашке, а и по улице. Видимо, я думал, что меня арестуют, если я по улице буду в платье ходить. Да и брюки мне зашили или дали другие, и не было теперь повода носить платье. Но все равно, хотя я внешне не отличался и ходил по селу в брюках, я вдруг стал почему-то любимцем всей молодежи в селе и всегда оказывался в центре внимании в любой молодежной компании. Интерес ко мне был необыкновенный, особенно среди девушек. Они все хотели со мной познакомиться и заваливали меня вопросами, а я подробно рассказывал им про свою жену, про все свои ссоры с ней, про все мои страдания.
Потом я пошел к участковому и попросил возбудить уголовное расследование против моей жены по статье «Убийство новорожденного ребенка». Я предложил участковому ознакомиться с рукописью, содержание которой изложено в статье «О моих мучениях с женой». Я был почти уверен, что моля жена убила своего новорожденного ребенка, совершила уголовное преступление, за которое ей грозит немалый тюремный срок, так как если бы она делала обычный аборт, за который нет уголовного преследования, то непременно созналась бы мне в этом, не стала бы мучить меня ложью, зная, как важно для меня, чтобы жена мне никогда не лгала, и чтобы никогда ничего от меня не скрывала. Я был уверен в том, что жена просто не может доверить мне такую тайну, в случае раскрытия которой ее посадят в тюрьму, если я проболтаюсь. Рукопись была объемная, размером в общую тетрадь, и участковый милиционер был очень недоволен тем, что ему придется очень долго читать эту мою рукопись. Я попытался быстро рассказать все устно, опуская ненужные подробности, но он все равно перебивал меня и просил говорить короче. Я даже не знал, как еще сократить. Психологические моменты наших отношений, наши постоянные ссоры и драки в связи с тем, что Тоня не рассказывает мне правду о том ребенке, который исчез куда-то – все это казалось мне очень важными уликами на преступление. Мне очень хотелось убедить милиционера провести расследование. Я очень хотел, чтобы убийцу ребенка посадили в тюрьму, узнав ту страшную тайну, которую ей так важно было скрыть от меня, настолько важно, что она готова была вытерпеть любые пытки и побои, но ни за что не рассказать мне всю правду. Но участковый решил, что нет никаких оснований для возбуждения уголовного дела, и отказался расследовать это преступление.
Тогда я решил узнать всю правду у матери Тони, стал умолять ее рассказать мне всю правду про того ребенка, который был у Тони, и который вдруг внезапно исчез. Тогда мать Тони сказала мне, что Тоня сделала аборт. Тоня, услыхав это, заявила, что ее мать лжет, что никакого аборта она не делала, что в больнице той она вшей выводила, а не аборт делала, избила свою мать за эти слова и уехала в Кинешму, а я остался гостить у ее родителей. Я сходил в ту больницу и спросил врачей, правда ли там выводят вшей. Мне сказали, что никогда вшей в больнице не выводили. Выходит, жена врала. А ее мать, возможно, говорила правду и за правду была избита дочерью. А что, очень стыдно сознаться в том, что ты сделала аборт? Почему Лара Строкова может спокойно в этом сознаться, почему Алена Пискун спокойно созналась в этом на телепередаче «Пусть говорят», после чего я удалил ее из друзей в контакте, и почему моя первая жена не могла мне сознаться в том, что сделала аборт? Неужели в ней так сильно было развито чувство стыда? И зачем тогда она делала аборт, если считает аборт таким стыдным делом, что даже под пытками не способна в этом сознаться своему мужу? Я же клялся, что все прощу ей – только пусть мне все расскажет без утайки.
Я долго там гостил и мог бы там остаться даже насовсем. Жена уехала, а я остался, но родители ее давали мне все также денег на хлеб, чтобы я не умер с голоду, и не предлагали мне уехать. Они нисколько не возмущались, что я продолжаю у них гостить, когда их дочь уехала. Их гостеприимству не было никаких границ. Они были очень добрыми людьми. Но мне надо было вернуться на работу. Мой отпуск давно закончился, и отпуск за свой счет тоже нельзя бесконечно заочно продлевать. Я боялся потерять работу, которая мне очень нравилась. Я обожал свою профессию ткача. Поэтому я вынужден был возвратиться в Кинешму, хотя мне очень не хотелось расставаться с этими добрыми и гостеприимными людьми, с этим поселком Окунев-Нос, со своими многочисленными друзьями и подругами, которые окружали меня таким вниманием и так подробно меня обо всем расспрашивали, и с той библиотекой, в которой я нашел такую интересную книгу по высшей математике. Однако, у меня не было ни рубля денег, не было ни одежды, ни обуви. Деньги на билеты, брюки и обувь дали мне родственники жены. Можно бы было не возвращать им эти деньги, так как они вроде бы даже не в долг давали, а от чистого сердца, но моя мать немедленно возвратила эти деньги родственникам жены из своего кармана. У меня денег не было, зарплату на фабрике задерживали на три года, и фабрика почти все время простаивала из-за перебоев с хлопком.
Вот, пожалуй, все, что я смог припомнить спустя 25 лет с момента той поездки.
Официальный развод с первой женой Антониной состоялся 8 февраля 1993 года, так как и первая моя жена точно так же, как и вторая жена, оказалась ревнивой собственницей, приревновав меня к моей дружбе с Людмилой Фиониной, а я всегда ненавидел ревнивых людей, и теперь я даже юбку без трусов ношу назло ревнивым людям.
18 июля 2017 года. На главную страницу