Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться.Любовь должна быть бесконечным счастьем, и в ней не может быть места никакой трагедии. Как раз на разумном расчёте должна быть основана любовь! Любить можно только идеал, только абсолютное совершенство, и если вдруг в человеке обнаруживается несоответствие этому прекрасному идеалу, надо немедленно в нём разочаровываться и искать другой объект для своей любви, который будет соответствовать твоему идеалу.
– Вот и все, – произнес, надменно улыбаясь, Желтков. – Вы обо мне более не услышите и, конечно, больше никогда меня не увидите. Княгиня Вера Николаевна совсем не хотела со мной говорить. Когда я ее спросил, можно ли мне остаться в городе, чтобы хотя изредка ее видеть, конечно не показываясь ей на глаза, она ответила: «Ах, если бы вы знали, как мне надоела вся эта история. Пожалуйста, прекратите ее как можно скорее». И вот я прекращаю всю эту историю.Для неё, как видим, всего важнее собственная репутация в обществе. Она по рукам и ногам скована предрассудками, условностями и стереотипами. Она живёт в рабстве этих общественных предрассудков. Не может того быть, чтобы она не задумалась о смысле и пользе существующих в её обществе норм и не поняла того, как много ненужных трагедий и страданий приносят эти нормы общественной морали. Она никак не могла быть настолько глупа, чтобы не понять, что никому не причинит зла, если позволит бедному служащему приходить к ней в гости, беседовать с ней, ухаживать за ней, дарить подарки, и что никто не вправе осуждать её за это. Она просто боялась выступить против этих вредных традиций, она предпочитала тихую спокойную жизнь вместо революционной борьбы за переустройство всей общественной морали.
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: «Да святится имя Твое»Она совершила подлое преступление. Она могла бы сделать другого человека счастливым, но не сделала, довела его до самоубийства, а он вместо того, чтобы возненавидеть эту подлую тварь, продолжает её боготворить. Вот в этом и состоит нравственное падение Желткова. Хороший человек обязан любить достойных людей и ненавидеть недостойных. Желтков же вместо того, чтобы осчастливить своей любовью действительно достойную женщину, тратил свои силы на недостойную, жестокую, трусливую.
Она вернулась к одной из своих прежних, испытанных пассий. А он не мог. Ходит за ней, как привидение. Измучился весь, исхудал, почернел. Говоря высоким штилем – «смерть уже лежала на его высоком челе». Ревновал он ее ужасно. Говорят, целые ночи простаивал под ее окнами.Разве это нравственно с его стороны – навязываться той, которой он совершенно не нужен и не интересен? Это глубоко безнравственно, говорит о самом отвратительном эгоизме этого прапорщика. Наличие в нём ревности явно доказывает его эгоизм, так как не может хорошего человека огорчать радость любимой женщины, даже если она получает эту радость не с ним, а с другим мужчиной. Любовь и ревность несовместимы в принципе. Он продолжает упорно преследовать ту, которой он не нужен, когда мог бы осчастливить ту, которой он нужен. И его попытка самоубийства говорит только о его эгоизме, а не о любви. Вот какой бессмыслицей завершилась ещё якобы «настоящая любовь» этого прапорщика.
И вот однажды весной устроили они в полку какую-то маевку или пикник. Я и ее и его знал лично, но при этом происшествии не был. Как и всегда в этих случаях, было много выпито. Обратно возвращались ночью пешком по полотну железной дороги. Вдруг навстречу им идет товарный поезд. Идет очень медленно вверх, по довольно крутому подъему. Дает свистки. И вот, только что паровозные огни поравнялись с компанией, она вдруг шепчет на ухо прапорщику: «Вы все говорите, что любите меня. А ведь, если я вам прикажу – вы, наверно, под поезд не броситесь». А он, ни слова не ответив, бегом – и под поезд. Он-то, говорят, верно рассчитал, как раз между передними и задними колесами: так бы его аккуратно пополам и перерезало. Но какой-то идиот вздумал его удерживать и отталкивать. Да не осилил. Прапорщик как уцепился руками за рельсы, так ему обе кисти и оттяпало.Все почему-то думают, что для любви характерны верность и постоянство. Многие думают, что верность и постоянство – это хорошо. Логика говорит о противоположном. Как мы видели из предыдущих двух примеров, верность Желткова в своей «любви» к Вере Николаевне, и верность прапорщика в его «любви» к жене полкового командира принесли всем только вред. И Желтков и прапорщик вполне могли бы найти тех, кто ответил бы им взаимностью, то есть могли сами найти своё счастье и могли других женщин своей любовью осчастливить, если бы не было в них этого постоянства, этой верности к объектам своей влюблённости. Таким образом, самый последний бабник, меняющий любовниц, как перчатки, стоит гораздо выше на нравственной лестнице, чем описанные в рассказе Куприна Желтков и прапорщик.
– Ох, какой ужас! – воскликнула Вера.
– Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей, и всему полку. И пропал человек... самым подлым образом... Стал попрошайкой... замерз где-то на пристани в Петербурге.
А другой случай был совсем жалкий. И такая же женщина была, как и первая, только молодая и красивая. Очень и очень нехорошо себя вела. На что уж мы легко глядели на эти домашние романы, но даже и нас коробило. А муж – ничего. Все знал, все видел и молчал. Друзья намекали ему, а он только руками отмахивался. «Оставьте, оставьте... Не мое дело, не мое дело... Пусть только Леночка будет счастлива!..» Такой олух!Конечно, комментарии Аносова пропитаны ханжескими предрассудками того времени, и рассказчик Аносов является точно таким же безнравственным человеком, как и Вера Николаевна. Как раз в этом случае капитан по-настоящему любил Леночку и хотел, чтобы она была счастлива. Он действительно был бесстрашным человеком и не только на войне. Он не побоялся насмешек своих товарищей, не побоялся подмочить свою репутацию, он действительно совершил настоящий подвиг – согласился жить в двумужественном браке. Но Аносову этого не понять. Будучи трусом по своей природе, Аносов никогда не согласился бы стать посмешищем ради счастья своей любимой. Завидуя такому смелому человеку, как этот капитан, Аносов пытается его оскорбить, называет его олухом, рассказывая Верочке о нём. Любовь капитана к Леночке действительно заслуживает уважения: он считал, что будет ей полезен, ухаживая за любовником её жены, и он делал то, что считает нужным и полезным.
Под конец сошлась она накрепко с поручиком Вишняковым, субалтерном из ихней роты. Так втроем и жили в двумужественном браке – точно это самый законный вид супружества. А тут ваш полк двинули на войну. Наши дамы провожали нас, провожала и она, и, право, даже смотреть было совестно: хотя бы для приличия взглянула разок на мужа, – нет, повесилась на своем поручике, как черт на сухой вербе, и не отходит. На прощанье, когда мы уже уселись в вагоны и поезд тронулся, так она еще мужу вслед, бесстыдница, крикнула: «Помни же, береги Володю! Если что-нибудь с ним случится – уйду из дому и никогда не вернусь. И детей заберу».
Ты, может быть, думаешь, что этот капитан был какая-нибудь тряпка? размазня? стрекозиная душа? Ничуть. Он был храбрым солдатом. Под Зелеными Горами он шесть раз водил свою роту на турецкий редут, и у него от двухсот человек осталось только четырнадцать. Дважды раненный – он отказался идти на перевязочный пункт. Вот он был какой. Солдаты на него богу молились.
Но _она_ велела... Его Леночка ему велела!
И он ухаживал за этим трусом и лодырем Вишняковым, за этим трутнем безмедовым, – как нянька, как мать. На ночлегах под дождем, в грязи, он укутывал его своей шинелью. Ходил вместо него на саперные работы, а тот отлеживался в землянке или играл в штос. По ночам проверял за него сторожевые посты. А это, заметь, Веруня, было в то время, когда башибузуки вырезывали наши пикеты так же просто, как ярославская баба на огороде срезает капустные кочни. Ей-богу, хотя и грех вспоминать, но все обрадовались, когда узнали, что Вишняков скончался в госпитале от тифа...
Материал удален цензурой.
Владимир Фомин. 21 сентября 2016 года.
На главную страницу.