«Как, должно быть, это хорошо ходить в короткой юбке, когда под юбкой нет никаких трусиков! Как же везёт девчонкам, которые могут так ходить», – так завидовал я девчонкам, завидовал вплоть до 1994 года, когда вдруг в тёплый летний день я вышел, наконец, гулять в лёгком ситцевом платье, надетом на голое тело. Кроме женского платья я надел и очки и стал впервые отчётливо видеть лица людей. Надеть очки было желательным для меня. «Если я буду в женском платье и в очках, то меня никто не узнает. Никто тогда не догадается о том, что я мужчина, но все будут думать, что я девушка», – думал я. Эта мысль о том, что если я буду в женском платье и в очках, то все люди будут принимать меня за девушку, была моим полным заблуждением, но именно благодаря ей я в один миг избавился ото всех своих комплексов. Много лет я очень плохо видел, но, надев очки в минус семь диоптрий, я приобрёл отличное зрение, потому что думал, что по лицу никто меня не узнает, если я надену очки. В тёплый летний вечер я выбежал из дома в широком ситцевом платье и побежал по безлюдной тропинке. На улице смеркалось, и это ещё сильнее укрепляло мою надежду на то, что меня не узнают и не догадаются о том, что я мужик, одетый в женское платье. «О, если бы только всегда теперь ходить в женском платье и в очках! Ради этого я никогда никому не сознаюсь в том, что я мальчишка. Пусть все думают, что я девчонка! И какой сюрприз будет для моей подружки, когда она узнает о том, что её подруга – это переодетый девушкой парень!» – мечтал я.
И вдруг я слышу, как ко мне приближается парень, насвистывая что-то. Сердце моё замирает, и я замедляю шаг. Парень догоняет меня и говорит мне: «Девушка, не скажете ли, сколько времени?» Когда он назвал меня девушкой, мне показалось, что я не переживу обрушившейся на меня радости. «Девушка» – это слово, обращённое ко мне, ласкало мой слух и казалось мне самым приятным словом на свете, приносило мне чудовищное наслаждение. «Неужели это правда? Неужели такое счастье возможно? – думал я. – Неужели теперь для всех людей я девушка и могу ходить в девичьем платье без трусов? Неужели теперь я буду гулять каждый день в этом широком расклешённом платье, а ветер будет поддувать снизу и ласкать моё нагое тело? И подол этого платья будет нежно прикасаться к моей голой попке? Неужели мои мечты, казавшиеся мне несбыточными, станут реальностью?». В то время, когда я думал так, я не испытывал никакого сексуального возбуждения. Эрекция в это время у меня отсутствовала. Радость души, восторг и безмерное счастье лишь существовали во мне, потому что я представил себе счастье гораздо большее, чем радость от эрекции – это счастье заключалось для меня в чистой дружбе с девушкой. Когда я спрашивал себя, что лучше: чтобы член постоянно стоял, или лучше совсем не иметь члена, но зато иметь подругу, которая делилась бы со мной всеми своими мыслями и переживаниями, доверяла бы мне все свои сердечные тайны, как самой близкой подруге, я, несомненно, выбирал последнее, предпочитая лучше совсем не иметь члена, но зато иметь такую подругу. «Неужели я познакомлюсь с девушкой, и она будет считать меня своей лучшей подругой и рассказывать мне всё-всё о себе, о своей прошлой жизни, будет высказывать мне все свои мысли, не догадываясь о том, что я парень, а не девушка?!!! Да ради такого счастья я готов всю жизнь лгать, выдавая себя за девушку, всю жизнь свято хранить тайну о том, что я парень», – думал я. И эта мечта иметь близкую подругу, с которой у меня не будет ничего кроме задушевных бесед, была столь прекрасна, что желание иметь постоянно стоячий член было просто ничтожным по сравнению с этой мечтой. Как член мог встать, если это могло выдать мою тайну о том, что я переодетый девушкой парень? Ведь трусов под платьем не было, и он выпятился бы.
Я посмотрел на часы и, стараясь изо всех сил говорить женским голосом, сказал парню, сколько времени. «Неужели он не догадается о том, что я мужчина?» – с надеждой думал я и стал задавать этому парню разные философские вопросы, спросил его о том, почему большинство людей отреклись от атеизма и марксизма-ленинизма и переметнулись в буржуазную идеологию. То ли я плохо побрился, то ли ноги у меня были очень волосатые, то ли не было грудей, то ли я не смог изменить свой голос, но парень сразу догадался о том, что я не девушка, и мне показалось, что он сердится.
И на Волге все сразу узнали, что я Вова Фомин. То, что я надел очки, не помогло мне скрыть свою личность. Желание лгать и выдавать себя за девушку сразу же исчезло во мне, хотя одна девушка Света и предложила мне надеть лифчик и напихать туда ваты. В один миг я понял несбыточность своей мечты стать задушевной подружкой какой-нибудь девушки. С этой минуты я желал ходить теперь в одном женском платье без трусиков и без лифчика, говорить теперь всегда одну только правду, никогда больше не лгать и никогда никаких тайн не иметь от людей. Но в этот самый миг у меня не было никакой эрекции, а платье на мне было длиной до колен:
Я сказал ребятам и девчонкам, что я без трусов, показал им обнажённый бок, чтобы они верили мне, но и после этого мой член не встал, потому что он уже давно привык не стоять в таком длинном платье, и на него теперь не надавливали никакие штаны. Не было трения об штаны – не возникала и эрекция.
Тогда девушка Света вынесла мне короткую мини-юбку и майку, сказала, что хочет подарить мне юбку. Она предложила мне надеть эту юбку. Надев на себя эту юбку и сняв платье, я испытал сильнейшее сексуальное возбуждение, потому что эта юбка была на целых пятнадцать сантиметров короче моего платья, в котором я уже окончательно привык ходить и не возбуждаться при этом.
Мысль о том, что вокруг меня стоит много девушек и парней, которые знают о том, что под этой короткой юбкой, доходящей только до середины моих бёдер, у меня нет никаких трусов, и они хотят увидеть мой половой орган и только ждут, когда ветер задерёт подол этой короткой юбки – эта мысль так сильно меня возбудила, что мой половой орган напрягся очень сильно, и с него даже начали капать маленькие капельки спермы. И вот именно то, что маленькие капельки спермы капают с члена, показалось мне очень стыдным, мне захотелось скрыть это, я начал переживать о том, что могу испачкать спермой юбку и жалеть о том, что член встал. Но очень быстро я привык ходить и в этой юбке длиной на 15 сантиметров выше колен, как ранее привык ходить в платье длиной до колен, и перестал испытывать всякое сексуальное возбуждение. Мой член не вставал больше никогда, и я был счастлив этой своей победой над сексуальной похотью. Всё то проклятое время, когда я ходил в брюках, много лет я не отрывал своего взгляда от бёдер девчонок, и, думая о том, что, может быть, под юбкой у симпатичной девчонки нет трусиков, я испытывал сексуальное возбуждение. И перестал я испытывать это сексуальное возбуждение только тогда, когда сам стал ходить в юбке без трусиков.
Однако, когда люди спрашивали меня о том, почему я хожу в женской одежде, я говорил им, что мне нравится, когда надо мной смеются, я испытываю наслаждение, когда вызываю хохот, приношу людям радость, смех, веселье, удивление, создаю положительные эмоции. И это было правдой. С этого дня я никогда больше не занимался онанизмом и не был больше извращенцем, поллюции были редкими, а бессмысленное вставание члена – крайне редким, потому что я привык ходить, не испытывая никакого сексуального возбуждения, даже в юбке, которая на двадцать сантиметров выше колен. Но я всегда ловил теперь кайф и испытывал душевное наслаждение и радость души, когда вызывал хохот, одеваясь в женское платье. Мысль о том, что я приношу радость людям, радовала меня и приносила мне громадное наслаждение. То, что это наслаждение является вредным, вытекает из неопровержимости солипсизма: причиной этого наслаждения являются моя ни на чём не основанная вера в реальность внешнего мира, вера в реальное существование чужих ощущений и эмоций, моя ни на чём не основанная вера в то, что другие люди во время смеха и хохота испытывают чувство радости. (Подробнее о солипсизме можно прочесть в работе В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»).
Как вы думаете, если причиной радости человека является его вера в то, что не только не может быть доказано, но не может также быть и опровергнуто (то есть не может быть доказано и противоположное), то вредна ли и в этом случае такая радость для этого человека? И не потому ли люди считают, что позорно быть шутом, что невозможно опровергнуть солипсизм?
Примечание. (январь 2009 года)
То сексуальное возбуждение, которое я испытывал от желания снять с себя трусы и выйти на улицу либо совсем голым, либо, если совсем голым запрещено, то хотя бы в юбке без трусов – это проявление эксгибиционизма. Эксгибиционизм – это желания соблазнить лиц противоположного пола своей наготой, то есть следствие стремления продолжить свой род. Эксгибиционизм является следствием нормального здорового инстинкта продолжения рода и ни в коем случае не может считаться сексуальным извращением в отличие от орального секса или мастурбации. Я не являюсь трансвеститом, потому что, даже если бы все женщины на планете отказались от ношения юбок и стали бы носить штаны (кстати, большинство женщин в настоящее время ходят в брюках, а если и наденут юбку, то непременно наденут под юбку эти проклятые трусики), я все равно не стал бы носить штаны, а ходил бы в юбках и непременно без трусов. Таким образом, ношение юбки говорит, может быть, о том, что я эксгибиционист, но ни в коем случае не трансвестит. Если бы я родился в Шотландии или в Древней Греции, где мужчины не носили штанов, то я одевался бы точно так же, как и все другие мужчины, что доказывает то, что к трансвеститам я не имею никакого отношения. Я ненавижу штаны как препятствие для совокупления с противоположным полом чисто инстинктивно. Я мог бы ходить летом и совсем голым, но боюсь принести этим неприятные ощущения тем, кому будет неприятно видеть меня голым.
Почему люди стали стыдиться своей наготы? По причине страха перед демографическим взрывом? Люди боятся того, что они слишком сильно размножатся, если будут ходить летом совершенно голыми?
На главную страницу.